Сколько бы мы уже не писали и не обсуждали танцы, а тема эта, как и любая тема об искусстве, кажется неисчерпаемой. На этот раз моим собеседником стала Ольга Солдак – руководитель танцевального коллектива «Paradigm», который запомнился рязанскому зрителю по выступлениям на таких фестивалях, как «Дыхание города» и «Чёрный кот». Сегодня с Ольгой мы будем говорить не только о её коллективе, но и о современном направление танца под названием contemporary dance.
Ольга, приветствую тебя! Начну, пожалуй, с вопроса несколько абстрактного. Что для тебя танцы?
О.С.: Не хотела отвечать стандартно, но тут как с «я тебя люблю», хочешь сказать иначе, но лучше и не скажешь. Танец — это моя жизнь, а моя жизнь — это танец. Как-то вечером шли с девчонками с тренировки, и в череде разговоров я вдруг спросила:
— Что бы мы делали, если бы не танцевали? Я не представляю.
И никто не смог ничего ответить. Потому, наверное, что есть вещи, о которых мы не задумываемся, но они независимо от этого всё равно существуют. Это волшебство, которое испытываешь когда танцуешь, его ничем не заменить.
Когда и при каких обстоятельствах у тебя появилось желание начать заниматься танцами?
О.С.: Я никогда не занималась танцами в привычном понимании. Родители не водили меня с детства за ручку в танцевальный кружок, меня никогда не держали часами у станка, не выжимали последние силы на репетициях. Моё детство, а потом и юность проходили в учёбе. Но я очень любила танцевать. Где-то в глубине души танец уже рождал мои будущие мечты, после уроков оставалась в школе в спорт-зале и занималась. Просто… потому что нравилось. Без цели, как тогда казалось...
Когда заканчивала университет, мысленно уже прощалась со сценой, ведь предстояло оправдать красный диплом по экономике. Но здесь, как в красивом кино, судьба сделала всё за меня. Хочу сказать огромное спасибо моему наставнику и человеку, заставившему меня поверить в себя, Игорю Перепёлкину (прим. директор Саратовской хореографической школы «АНТРЕ»). Игорь Александрович был председателем жюри международного хореографического конкурса «Viva Dance», где мы заняли 2 место. Вернувшись с конкурса летом того года, я вошла домой и поняла, что теперь всё будет иначе, поняла, кто я и чем должна заниматься. Так начался мой профессиональный путь, как танцора, балетмейстера. Хотя я не люблю, честно говоря, это слово (улыбается).
Сразу ли удалось найти стиль, в котором хотелось бы танцевать?
О.С.: Я всегда тяготела к этому стилю (прим. речь идёт о contemporary). Когда я выступала на сцене ещё во времена 1 курса я даже не знала, что существует такое направление. Уже сейчас я увидела в тех своих первых постановках отголоски contemporary. Я считаю, что в каждом человеке заложена какая-то внутренняя предрасположенность, образ мыслей, мировоззрение. Танцевальное направление, как и музыкальное — это образ жизни. В моем случае всё было естественно — не я подстроилась под выбранный стиль, а мы со временем нашли друг друга и поняли, что идеально созданы друг для друга.
Contemporary dance. Откуда о нём узнала и почему решила заняться именно этим направлением?
О.С.: Получилось очень смешно. Я насмотрелась «Шаг вперед» и решила поискать, а нет ли в России таких замечательных школ. Нашлось много всего, в числе прочих оказалась и московская школа танца «ЦЕХ». Прочитала на сайте описание, мне показалось интересным, собрала денег и решила поехать. Так и началась моя жизнь в проходящих поездах между Москвой и Рязанью. В обед уезжала, ночью приезжала обратно. Там я впервые узнала, что танец это не 8 счётов, счёта вообще может не быть... Словом, эти люди перевернули во мне всё и открыли возможность бесконечного познания себя в энергии танца.
«Paradigm»… как появилось такое название?
О.С.: Знал бы ты, сколько времени я его «изобретала» (смеётся). Каких только названий не придумывалось, а потом совершенно спонтанно встретила это слово в учебнике, до этого я уже была знакома с трактовкой этого слова, но тут я и поняла, что поиски закончены. В переводе с греческого (paradeigma) — пример, образец — понятие античной и средневековой философии, характеризующее сферу вечных идей как первообраз, образец.
Коллектив «Paradigm» — это, прежде всего, танцы или всё же театр?
О.С.: Мой коллектив – это, прежде всего, люди. Contemporary призван максимально сблизить человека на сцене c человеком, сидящим в зале. Современное искусство лишено посредничества вроде внешнего лоска, возвышенности, форм, оно про человека и о человеке человеком. «Paradigm» — это такой своеобразный механизм, который собирает в отдельную колбу всё, что «на злобу дня». Мы работаем с человеческой душой. Танец, театр — это лишь методы донесения, тело – инструмент.
Что отличает contemporary от других танцевальных направлений?
О.С.: Академическое искусство стремится скрыть всё слишком человечное, современный танец его выпячивает. Если принцип балета — это гармония, тяга к идеалам красоты и пропорциональности, то contemporary dance — это дисгармония, отсутствие эталонов, вопросы без ответов. Современный танец — это о том, что принцев и золушек не осталось, а есть обычные люди с кучей комплексов. Вместо танца маленьких лебедей — человек с безумным взглядом, лезущий на стену, сбивающий руки в кровь, падающий и вновь поднимающийся. Нам, живущим в начале нового века, не нужно объяснять, кто этот человек. Это мы сами.
То есть не стоит считать contemporary танцем в чистом его виде?
О.С.: Я бы причислила contemporary dance именно к мировоззрению, мировосприятию человека. Танец и перформанс, который мы здесь называем театром, неразрывные составляющие contemporary. Так же «контемп» невозможен без философской и психологической составляющей. В идеале исполнитель contemporary — человек сильной энергетики, крепок духом, телом, развит интуитивно, он умеет накапливать в себе множество человеческих чувств, концентрировать их и потом выплескивать со сцены. Это человек, который, прежде всего, должен уметь мыслить, а уже потом танцевать.
Есть что-то такое, что является символом contemporary?
О.С.: Босая нога — символ contemporary.
Ну, а теперь, если позволишь, перейдём от теории танца к реалиям танцевальной жизни. Как готовились к выступлениям на «Дыхании города» и «Чёрном коте» в этом году? И какие впечатления были уже после этих фестивалей?
О.С.: Впечатления самые замечательные! Вообще, каждый выход на сцену для любого артиста — это шанс. Вы даже не представляете, сколько раз можно станцевать один и тот же танец по-разному. На «Дыхании» была одна публика, на «Коте» совсем другая. И наша постановка в обоих случаях меняла свою составляющую. На «Дыхании Города» мы ориентировались на внешнее восприятие, а к «Чёрному Коту» готовились совсем иначе. За день до выступления мы собрались в нашем тесном кругу, где каждый из нас рассказал свою историю одиночества. В конце все плакали. Но цель была достигнута: я хотела, чтобы выступление на «Коте» стало оголением души. Как известно, чтобы какие-то скомканные запертые внутри воспоминания ушли, нужно пережить их заново и по-другому, нужно дать им выход. Наше «Выветрело» на «Чёрном Коте» было настоящим, мы не просто знали, о чем танцуем, каждый жил в своей драме, своём одиночестве. И если хотя бы один человек в зале пропустил этот шквал в своё сердце, то я счастлива, что всё состоялось. Мы дико переживали, но когда на сцене загорелся свет, мы словно переместились в другую реальность. По моим личным ощущениям было очень круто! Сцена — мой наркотик. Но я никогда не выхожу на неё просто так. Её ведь не обманешь.
На этом «Коте» я заметил большое количество участвующих театров танцев. В итоге многие постановки этих театров публика воспринимала неоднозначно. Как ты думаешь: проблема в публике или в постановках? Я сейчас говорю о том, что, возможно, пока ещё публика в большинстве своём не готова к подобным проявлениям современного искусства?
О.С.: Здесь нельзя ответить однозначно. Для каждого коллектива и каждого зрителя всё индивидуально. Хотя, хочу признать, что, несмотря на 24 прошедших у нас фестиваля «Чёрного Кота», к перформансу в том виде, в каком его, скажем, сейчас подразумевают в той же Европе, у нас зритель не готов. Мы выросли на «попсе». Нам приятней наблюдать красивую картинку, нежели вдумываться. Чтобы оценить перформанс нужно самому открыться, иначе контакт получится односторонним. И вот вам неоднозначность, недопонимание. Тут, как и в психологии, как в отношениях между людьми. Если человек не настроен тебя слушать, то, вероятнее всего, он тебя и не услышит. В этом не стоит никого винить, уж в такое время мы живем. Сейчас, конечно, Россия встает на ноги, искусство просыпается в своей многогранности, правда не слишком живо, но просыпается...
Отсюда такой вопрос: что, на твой взгляд, сейчас нужно показывать зрителю?
О.С.: Я не говорю, что «ой всё, мы отстали от Европы, надо срочно кормить зрителя психоделом вперемешку с модерном и еще всем чем только можно». Мало того, я против этого. Я считаю, в России должен образоваться некая интеграция стилей, ведь у нашего народа такая многовековая культура, традиции, история, свои особенности менталитета. Это нужно учитывать в первую очередь. Зритель будет приветствовать всё, что ему близко и понятно. Поэтому, на мой взгляд, нужно просто идти своим путем. Заграничные педагоги, практики, техники — это прекрасно, но привезти их сюда, на рязанскую сцену… Для меня всегда будет самым важным не увиденные там «небывалые па», а тот заряд, ту атмосферу мыслей и чувств, которая будет знакома зрителю только если зритель пропустит её через себя.
Давай взглянем на итоге «Чёрного кота» в этом году. Какие номера зрители недооценили?
О.С.: Я, к сожалению, не все номера видела из-за того, что сами выступали. Из того, что сумела разглядеть, могу сказать, что очень понравился номер «Дистанции» во Фристайле. На мой взгляд, номер очень яркий, интересный хореографически. Из тех, что были ими представлены в этом году на ЧК — один из лучших. В остальном же я во многом согласна с мнением зрителей.
Можно ли говорить о том, что понимание о танцах у зрителя и у танцоров различно?
О.С.: Вот в этом-то и кроется проблема. На мой взгляд, именно contemporary эту проблему призван решить, ведь его основа — естественность. Танцоры contemporary не стояли всё своё детство у станка, у них нет искусственного блеска глаз и выправленной «деревянной» осанки. Это отсутствие посредничества между танцором и зрителем. Насколько это пока удается воплощать? Я не могу ответить наверняка. Но есть главное правило: делай то, во что сам как никогда веришь, тогда поверят и тебе. Это элементарно. Взаимодействие на ментальном уровне.
Многие коллективы сейчас экспериментируют в своих постановках. Как считаешь: такие эксперименты могут быть интересны не только танцорам, но ещё и зрителю?
О.С.: Мне, как зрителю, было бы интересно. Конечно, многие рискуют, потому как двигаться намеченной узенькой тропой гораздо проще. Но в тот момент, когда происходит точное попадание, чувство эйфории охватывает не только танцоров, но и зрителей. Это ни с чем не сравнимый адреналин. На «Чёрном Коте» это отчетливо чувствовалось. Но риск всегда оправдан, когда это риск быть самим собой.
Может ли неподготовленный зритель понять суть contemporary dance?
О.С.: Буквально на днях смотрела репортаж о театре контемпорари танца «D.O.Z.SK.I.» и вот его руководитель очень точно подметил:
— Наш зритель приходит и хочет что-то понять, залезть в голову танцору и догадаться о чем он думал, когда создавал номер. Это нереально, да и совсем не нужно. Нужно просто приходить и смотреть. И чувствовать.
Хочу подписаться под каждым словом. Не нужно, как принято уже выражаться о нашем стиле «взрывать себе мозг», нужно просто смотреть, а ощущения потом сами сложатся в нужную картину.
С чего ты начинаешь постановку нового танца? Как в «Paradigm» происходит весь творческий процесс?
О.С.: О-о-о, это целая эпопея! Обычно я какое-то время хожу, как тучка, в попытках что-то придумать мучаю свой мозг, а потом просыпаюсь и несусь к «волшебному блокноту», как мы его называем и записываю всё, что пришло на ум. Мне часто снятся танцы. Например, идея с криком в номере на «Чёрном Коте» мне приснилась. Когда проснулась было жутко от увиденного, и я решила, что раз мне жутко, то и другие пару мурашек словят (улыбается).
В коллективе все уже знают, что если руководителя осенило, значит нужно срочно собираться и начинать активно работать, пока не отпустило. Работаем мы по 4 часа в день. Кто-то, может, назовет данный подход непрофессиональным, но для меня он лучший, потому что постановка делается на небывалом подъеме, вдохновении, а вдохновение штука капризная. Оно, как и счастье, не бывает всегда, у него свои часы. Те дни, когда мы ваяем конву постановок, самые счастливые в моей жизни. Я словно звезды в небе собираю в созвездия. Словами не передать. Потом уже оттачиваем движения, прорабатываем какие-то театральные моменты, «оживляем» танец.
А знакомо ли тебе такое понятие, как «творческий кризис»? Если знакомо, как с этим состоянием справлялась?
О.С.: Знакомо. Бывало раз, хотелось всё бросить. Только тело уже само просыпается по утрам и вышагивает в сторону нашего зала. Стараемся это время заполнить с максимальной полезностью для себя: больше времени уделяем растяжке, технике, ходим-ездим куда-то вместе. Я работаю над собой, своим настроением. Я просто не имею права сидеть и расстраиваться или уходить в депрессии. Каждый день — это повод сделать еще шаг вперед, а я что ли буду лежать и страдать «какая я никчемная»? Я вообще считаю, человек сам в состоянии управлять своими переживаниями. У нас безграничные возможности, мы просто порой стараемся заземлиться, а ведь нужно вдохнуть поглубже, просто перешагнуть через это.
В завершении нашей беседы хотелось бы поинтересоваться, какие веяния в современных танцах ты считаешь наиболее перспективными и интересными?
О.С.: Вот наш стиль точно войдет в историю! Я так говорю не потому, что фанатик. Возможно когда-нибудь он даже станет классикой. Модерн уже, например, изучают в университетах искусств, а contemporary — это своеобразная интеграция всех форм танца, пантомим, театра. Это некое пластическое и характерное общение, наверное, поэтому именно contemporary призван многогранно отображать нашу действительность, современность.
Спасибо за интервью, желаю тебе успехов творческих и как можно больше гениальных идей!
О.С.: Спасибо!
|